Само по себе наличие большой, даже огромной диаспоры не является аномалией в мире, где государственные границы и условия жизни подвержены постоянному изменению. В глобализирующемся человеческом сообществе, по мнению некоторых исследователей, правилом становится жизнь человека в диаспоре, а не в “своем” национальном государстве. Мир теперь – в первую очередь совокупность диаспор, а не национальных государств. Если эта точка зрения вызывает споры, то само понятие “диаспора” (то есть “рассеяние”) всеми принято использовать для обозначения этнических общностей, расселившихся и проживающих вне страны своего происхождения.
Российские соотечественники в странах СНГ и Прибалтики в значительной, большей части не попадают под такое определение. Сами они категорически отвергают свое отнесение к “диаспоре”. Особенно подчеркивается, что основная масса русских, оказавшаяся за границами Российской Федерации, никуда не уезжала – прежнее государство уехало от них без их согласия. В восточных и северных районах Казахстана, восточных областях Украины, в Крыму русское население расселялось ранее народов, ставших ныне титульными в новых государствах.
Как известно, термин “титульные” закрепился на постсоветском пространстве за нациями, по имени которых были названы союзные республики бывшего СССР. Вычленение “титульных наций” и разделение с ними руководства на местах было важной составной частью так называемого “ленинского решения национального вопроса” в Советском Союзе. На новом этапе, после распада СССР, элита титульных наций, вовлеченная в создание своей отдельной от Российской Федерации независимости, стала все более активно вытеснять живущих бок о бок русских из наиболее ответственных сфер государственной и общественной жизни. В рамках этого общего подхода, демонстрируемого с большей или меньшей активностью на различных этапах строительства новых национальных государств, русским предлагается в лучшем случае роль национального меньшинства – статиста в процессе чужого национального самоопределения.
Однако русские в Казахстане, Латвии, Эстонии, Украине не признают себя национальным меньшинством, что имеет свои основания. Национальное меньшинство, как правило, ощущает свое недоминирующее положение. Русские Украины, например, составляющие 22% населения, всегда были и остаются наряду с украинцами крупнейшим народом на ее территории. Фактически они, как и украинцы, претендуют на статус государствообразующей нации. Подобная ситуация в Казахстане. В Латвии и Эстонии русских также никак нельзя пока отнести к меньшинствам. В Эстонии, по последним данным, всего проживает около 1,5 миллиона человек, а русские составляют из них 30%. В Латвии население – около 2,4 миллиона человек, из них также 30% – русские.
Таким образом, очевидно, что самоидентификация русских, проживающих в так называемом новом зарубежье за пределами Российской Федерации, запутана в силу сложных процессов, вызванных скоропостижным распадом Советского Союза, и упирается в тот кризис идентичности, который переживает сама Российская Федерация и народонаселение на ее территории. Кто мы в России: русские или “россияне”? Нынешняя Российская Федерация – это государство русских, то есть по типу такое же национальное государство, каким пытается стать Украина, Казахстан или Туркмения? Или же Россия – это государство для всех, кто в нем живет? Иными словами, государство “россиян”, новой, вслед за уходящим советским народом исторической общности, а сами россияне – это все, кто живет в России и согласен считать себя таковыми?
От ответа на эти ключевые вопросы в значительной степени зависит судьба нашей диаспоры за рубежом. Назови наше государство русским, и сразу обнаружится, что шестая часть (17%) русских остается вне пределов России. Уйди от этнической самоидентификации в пользу представления, что в декабре 1991 года началась совершенно новая история России, и может сложиться впечатление, что российская диаспора за рубежом – это граждане Российской Федерации, живущие за рубежом, и, может быть, члены их семей, но не более того.
Русская диаспора, как и сама Россия, сейчас находится в муках самоопределения. Из соображений политкорректности в условиях, когда не сформулированы и не приняты окончательные ответы на названные выше ключевые вопросы, в официальном обиходе понятие “русская”, или “российская”, диаспора принято заменять словосочетанием “соотечественники за рубежом”.
Это понятие остается достаточно неконкретным для закрепления его в правовом поле, хотя такие попытки и делаются (достаточно напомнить о принятии отдельного закона “О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом” в Государственной Думе прошлого созыва). Лично я склоняюсь к тому определению, которое было сформулировано еще в 1995 году при подготовке первого Съезда российских соотечественников, проведенного в Государственной Думе Комитетом по делам СНГ и связям с соотечественниками. Съезд соотечественников поддержал такое определение: “Российскими соотечественниками признаются все лица, кто считает себя таковыми и кто относится к народам и народностям, не обретшим нигде,кроме как в Российской Федерации, своего национально-государственного самоопределения”. Таким образом, к российским соотечественникам с равным правом могут относить себя русские, татары, адыги, башкиры, проживающие за границами России. Безусловно, термин “соотечественники за рубежом” не равноценная замена понятию “диаспора”, однако его принятие отражает специфику распада многонационального Советского Союза и переходный характер процессов, происходящих после этого в Российской Федерации и на постсоветском пространстве вообще.
|
диплом проведенный через реестр https://academia78.ru |
На современном этапе в постсоветских странах, которые строятся за исключением России и Белоруссии как моноэтнически ориентированные государства, не найдено удовлетворительного решения русского вопроса и проблемы русскоязычности. По сути, русских и русскоязычных, русскокультурных людей ставят перед дилеммой: или иммигрировать в Россию, или добровольно согласиться на ассимиляцию – вначале политическую, затем культурную, языковую и проч. Ниже я постараюсь более подробно остановиться на своеобразии положения наших соотечественников в разных частях бывшего Советского Союза, а также на тех выводах, которые делает для себя из проблемы соотечественников российское государство и общество. Однако ближайшим следствием неблагополучного самочувствия русских и русскоязычных является устойчивая и масштабная депрессия, охватившая русское население бывшего Советского Союза.
Колоссальные социальные проблемы не миновали ни одно из постсоветских государств. Резко возросла смертность, уменьшилась рождаемость. Например, в Украине смертность рожениц выросла в два раза. Эти проблемы коснулись всех без исключения народов. Численность населения на постсоветском пространстве за последние 10 лет сократилась на 5,5 миллиона человек, уменьшилось население в России, Украине, Казахстане, Грузии, Прибалтийских странах, Молдавии. Но именно русские понесли самый большой урон – более 10,5 миллиона человек (при этом миграция русских в Европу, США и другие страны за этот период из всех постсоветских стран составляет не более 500 тысяч человек). Эти колоссальные потери и есть результат депрессии, которую испытывают русские люди. Так, например, в Восточно-Казахстанской области в 1996 году на 1000 человек русских родилось в 2,3 раза меньше, чем казахов, а умерло в 1,6 раза больше. При том что демографические показатели казахского населения также значительно ухудшились по сравнению с советским периодом, все-таки на каждую тысячу казахского населения прибавилось 8,5 человека (раньше прирост составлял 13 человек на тысячу). У русских из каждой тысячи убыло 7,4 человека только из-за “естественных” причин, без учета миграции.
Конечно, в положении русских (и шире – русскоязычных, русскокультурных) людей в постсоветских государствах есть и разница. Исходя из специфики проблем, стоящих перед русским населением в странах СНГ и Прибалтики, новые государства можно разделить на несколько групп. В рамках той или иной группы стран нашим соотечественникам приходится сталкиваться со схожими условиями жизнедеятельности и отношением к себе.
Стоит напомнить, что в ходе восстановления независимости Латвии ее гражданство было обещано всем постоянным жителям по их желанию. В марте 1991 года на референдуме около 45% нелатышей поддержали идею государственной независимости Латвии и оказались обмануты. Четвертая часть населения до сих пор не признана гражданами. Такого процента неграждан нет нигде в мире. Более 60% среди неграждан – русские. В то же время этнические латыши могут получать гражданство без каких-либо ограничений, экзаменов и клятв.
Принятый в июле 1994 года Закон “О гражданстве” в сущности оставил эту проблему нерешенной. Со времени его принятия только 35 тысяч из 600 тысяч легальных латвийских неграждан смогли получить гражданство Латвии путем натурализации. Такие темпы натурализации потребуют для решения проблемы безгражданства в Латвии несколько десятилетий.
Неграждане по сравнению с гражданами Латвии дискриминированы в 58 правах не только в политической, но и в экономической, социальной и гуманитарной сферах. Среди них 19 запретов на профессии. Дискриминация неграждан в межгосударственных договорах Латвии на начало 2000 года составила 92 пункта. Это дискриминация в отношении правовой помощи, льготного налогообложения, безвизового режима, защиты вкладов, интеллектуальной собственности и т.д. за пределами Латвии. Но это только дискриминация, зафиксированная в законодательстве. В реальной жизни ее намного больше.
В июне 1999 года Парламентская ассамблея Совета Европы констатировала: “Латвия не выполнила своего главного обязательства, данного при вступлении в Совет Европы, – не интегрировала неграждан”. В декабре 1999 года правительство утвердило Концепцию интеграции общества. Вместо общечеловеческих ценностей концепция, к сожалению, опирается только на ценности латышской части общества, которые не могут стать общими, ибо принудительно навязываются. Это вызывает их отторжение у нелатышей, особенно среди молодежи.
Не может не тревожить и поощряемая властями Латвии идеализация коллаборационистского прошлого. Факты всем известны.
Ситуация в Эстонии не менее тягостна. Сотни тысяч людей находятся в унизительном положении “серых” граждан. Так себя называют 220 тысяч обладателей серых паспортов, выданных людям, лишенным права на гражданство Эстонии и не оформивших гражданство России. Попирается право на свободу вероисповедания. Более восьми лет православные христиане, относящие себя к Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и составляющие более 90 процентов всех православных христиан Эстонии, подвергаются грубой дискриминации со стороны государственных властей Эстонской Республики. Она тем более выглядит демонстративно вызывающей, если вспомнить, что нынешний Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II около двадцати лет был настоятелем православной церкви в Эстонии.
Такое откровенное нарушение цивилизованных норм в Латвии и Эстонии, причем не на бытовом, а на законодательном уровне можно охарактеризовать только как демонстративный вызов России и русским. Понятно, что эти действия можно объяснять порождением фобий, развивавшихся в латышском и эстонском обществе на протяжении десятилетий. Но понять не значит простить. Хотелось бы ожидать от европейского сообщества более последовательных и всеобъемлющих мер ради возвращения этих двух стран в цивилизованное состояние. К сожалению, складывается впечатление, что, протестуя иной раз по форме, европейские государства и созданные ими институты во главу угла в отношениях с Латвией и Эстонией ставят не гуманитарные, общечеловеческие ценности, а геополитические и даже военно-политические интересы.
В остальных (кроме Латвии и Эстонии) постсоветских государствах вопросы гражданства решены по так называемому “нулевому варианту”. То есть всем лицам, кто на момент принятия законов о гражданстве постоянно проживал в этих государствах, новое гражданство предоставлялось автоматически, если человек не заявит своего отказа. Но такой “дар” не защитил права русскоязычных граждан на полноценную жизнь с использованием своего родного языка. Речь идет не о мигрантах, пришедших в иноязычную среду, а об автохтонных жителях, которыми, например, в Украине являются русские.
Украина, где, в соответствии с последней советской переписью проживало около двенадцати миллионов этнических русских и где свыше 54% украинцев также считают себя русскоязычными, а 72% полагают, что им необходимо знание русского языка, оказалась наиболее широким полем борьбы за признание равноправного статуса русского языка на государственном уровне. Причины упорного нежелания руководящей политической элиты Украины обеспечить равноправие русского и украинского языков коренятся в примитивно понимаемых задачах вытеснения русского языка и культуры как условия консолидации украинской нации и строительства независимой Украины. Продолжается целенаправленная государственная политика вытеснения русского языка, закрываются русские школы (в Киеве, где в 1990 году было 155 русских школ, их осталось 10, в Западной Украине вместо бывших 300 сохранилось всего 7. Общее число русских школ в Украине сократилось с 22 тыс. на момент распада СССР до 2300, то есть почти в десять раз). Под угрозой закрытия находятся украинские радиостанции, ретранслирующие “Русское радио”, а также украинские версии ряда российских газет. Госкомитет Украины по информации, телевидению и радиовещанию выступил с требованием ко всем теле- и радиоканалам в 2001 году вести передачи исключительно на украинском языке.
Возникло кричащее несоответствие между потребностями граждан Украины и государственной политикой. Наблюдается парадоксальная картина: при росте числа и тиража ориентированных на потребительский рынок русскоязычных изданий, выпускаемых в основном негосударственными издательствами, государством законодательно ограничивается и сокращается сфера применения русского языка в образовании, делопроизводстве и т.д. За исключением Крыма, выпускники русских школ в Украине не имеют права сдавать вступительные экзамены в высшие учебные заведения на родном языке.
Не менее критической является в Украине ситуация со свободой совести. Этнокультурное противостояние ярко проявляется в гонениях на Украинскую Православную Церковь Московского Патриархата – доминирующую конфессию Украины, которая объединяет более 35 миллионов человек. С помощью боевиков экстремистских националистических организаций аннексировано около тысячи храмов. Захваты сопровождались массовым физическим насилием, избиты и покалечены тысячи людей. По этим фактам не возбуждено ни одного уголовного дела, никто не наказан.
Русские в Украине не соглашаются с наступлением на свои права и находят поддержку среди основной массы украинского населения в восточных, центральных и южных областях. Противодействие политике насильственной украинизации оказывается на уровне местного самоуправления. Севастопольский и Запорожский горсоветы приняли постановления о функционировании русского языка как языка делового и юридического общения. Показательно, что Верховный суд Украины объявил незаконным решение Харьковского городского совета о праве на употребление русского языка в городе. Харьковский горсовет вынужден был в мае этого года обратиться с жалобой в ПАСЕ.
Действия украинских властей находятся в явном несоответствии с международными правовыми нормами. Может быть, именно поэтому в Украине, в отличие от России и других стран Европы, закреплен примат ее внутреннего законодательства над международными обязательствами. Украина не спешит ратифицировать международные пакты, защищающие права человека, в частности, Конвенцию “Об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам”. Только в конце 1999 года Верховная рада – парламент Украины – ратифицировала Европейскую хартию региональных языков. А через несколько месяцев, в июле прошлого года, Конституционный суд Украины признал закон о ратификации этой хартии не соответствующим Конституции Украины.
В Казахстане и республиках Средней Азии проблемы русской диаспоры в первую очередь связаны с глубинным цивилизационным конфликтом. С середины прошлого века русские в этих республиках были носителями европейской культуры, европейской этики личных и деловых отношений. После получения этими странами независимости произошел резкий откат к азиатским, патриархально-клановым отношениям. В крайних формах эти тенденции воцарились в Туркмении, но наиболее наглядно само столкновение двух цивилизационных укладов можно наблюдать в Казахстане, где еще недавно русские составляли половину населения.
За годы независимости Казахстан покинул каждый четвертый из них. Эта огромная миграция свидетельствует о серьезных трудностях, которые испытывают русские люди, составляющие и сейчас 30% населения. Основная причина миграции из Казахстана – чувство тревоги и неуверенности в завтрашнем дне, о чем прямо заявил президент РФ Владимир Путин в Казахстане во время своего визита осенью 2000 года.
В республике не прекращается антироссийская мифологизация истории. Идут постоянные апелляции к истории русского колониализма, который называют не иначе как “кровожадным и беспощадным”. Казахи в подавляющей своей части не поддаются националистическим вирусам и живут в мире и согласии со своими иноплеменными собратьями. Хотя националистическая пропаганда медленно, но разъедает молодые умы. И бытовой национализм все более ощущают на себе люди.
Главная обеспокоенность русских связана с усилением давления на русский язык, вытеснением его из делопроизводства даже в тех регионах, где русское население остается в большинстве. Беспокоит сокращение числа русских школ. К сожалению, власти усматривают в этой обеспокоенности только покушение на суверенитет Казахстана.
По оценкам экспертов, в Киргизии остается около 600 тысяч русских, в Туркмении – около 200 тысяч, в Таджикистане – от 70 до 110 тысяч, в Узбекистане – около 1 миллиона. При общих проблемах в этих государствах, страдающих от экономического кризиса, положение российских соотечественников в каждой из этих стран имеет свою специфику. В Киргизии и Таджикистане власти делают попытки удержать русское население, в Узбекистане и Туркмении таких попыток не делают. К сожалению, результат один: представители русской диаспоры в основной массе не могут интегрироваться в чуждую для них культурно-языковую среду, и темпы миграции в Россию ограничиваются только материальными проблемами и возможностями оформления российского гражданства.
Проблема сохранения или выдавливания русского населения, языка и культуры была одной из существенных причин конфликтов, возникших в процессе распада Советского Союза. Как известно, столкновения на национальной и языковой почве стали причиной кровопролития в Приднестровье, Нагорном Карабахе, Абхазии и Южной Осетии. В Крыму конфликт не приобрел характера открытого противостояния только из-за свертывания части требований, отката стихийного русского движения. Сказалось также и отсутствие какой-либо серьезной поддержки со стороны России, к которой русское население Крыма постоянно и безуспешно апеллировало. Однако Крым продолжает постоянно балансировать на грани кризиса в немалой степени из-за подозрения в сепаратизме, которое он вызывает у украинских властей, их желания бороться здесь против русского влияния руками крымско-татарских радикалов.
Общим явлением (за исключением Крыма), характеризующим поведение русских в ходе конфликтов, стало их участие в борьбе на стороне организованного национального меньшинства против центральных властей новых государств, провозгласивших свою независимость от России и Советского Союза. В ходе этой борьбы русское население в конфликтных зонах серьезно пострадало. Оно продолжает страдать, прежде всего экономически, из-за отсутствия прогресса в урегулировании конфликтов. Однако во всем остальном русское население несет совместные с коренным местным населением, как правило русскоязычным, трудности и тяготы непризнания, неоформленного статуса Приднестровья, Абхазии и т.д.
Молдавия стала первой страной, в которой конфликт возник именно на языковой почве. В ней проживает около полумиллиона русских, составляющих 11,5% населения республики. Результатом конфликтных действий в 1992 году стало фактическое отделение от Молдавии Приднестровской Молдавской Республики, созданной официально в целях защиты права говорить на родном языке. 29% населения Приднестровья составляют русские. Русский язык является одним из трех официальных.
Спецификой Абхазии и Южной Осетии является то, что в них проживало не так много этнических русских, а после кровопролитных военных действий и послевоенной разрухи их осталось совсем мало. Но и та и другая республика вступили в конфликт с Грузией под лозунгами объединения или с Россией (Абхазия), или с частью России – Северной Осетией (Южная Осетия). То есть они чувствуют себя частью российского культурно-цивилизационного ареала и считают, что их национально-культурная автономия будет лучше соблюдаться в России, чем в Грузии.
В Нагорном Карабахе постоянно живущих русских не было совсем. Однако в силу специфики прежнего положения области в составе Азербайджанской ССР вся элита Нагорного Карабаха предпочитала получать образование не в Баку и не в Ереване, где это было некомфортно по национальным или карьерным соображениям, а в российских высших учебных заведениях. Поэтому влияние российской культуры в Нагорном Карабахе всегда проявлялось значительно сильнее, чем и в Азербайджане и в Армении.
Россия продолжает принимать активное участие в урегулировании старых конфликтов на постсоветском пространстве и пытается не допустить новых в немалой степени именно потому, что при любом исходе военных действий связанное с Россией этнически и (или) культурно население конфликтных зон в первую очередь испытывает угрозу своей жизни и благосостоянию.
В чем тяжелый урок прошлого для русских и основная слабость их положения за рубежами России? В том, что русские люди без государства не организуются. Они и прежде, еще до советских времен, чрезмерно привыкли полагаться на решения “сверху”, на централизованное начало. Кроме государства, языка и культуры, у русского человека в истории никаких безусловных поводов к гордости не было. Именно причастность к большому государству, большим свершениям была важным ресурсом, опорой русского народа.
И вот, полагаясь во всем на государство, в случае с распадом Российской империи, а потом Советского Союза русские за внезапно возникшими границами оказались у разбитого корыта. Национальные государства, возникшие на обломках общей державы, не торопятся учитывать естественные интересы своего русского населения, вымещают на нем вчерашний страх и лесть местных элит имперскому центру. На взгляд новой национальной власти, русские в силу своего прежнего влияния, своей большой массы слишком медленно перевариваются, плохо вписываются в новую политическую реальность. А русские, почти утратившие в советские годы сопротивляемость к национальному притеснению, но не вс¨ доверие к государству как таковому, крайне растеряны враждебностью новой власти к их мифам, идеалам и жизненным потребностям.
Наши соотечественники еще не усвоили новые правила игры, не овладели ее инструментарием, не выработали механизмов самозащиты. Не стали еще полнокровной диаспорой по образцу существующих в мире. На этом первом этапе они оказываются недостаточно способными сами бороться за свое достойное существование, за справедливое представительство в политической и общественной жизни, за образование своих детей на родном языке. Возникает протест, но умение постоять за себя не возникает так сразу, как сам протест. И русские, русскоязычные адресуют свои беды, невзгоды и надежды России, то есть государству, которое должно их защитить.
Что же наше государство, Российская Федерация, до сих пор решающая, кто она?
Поначалу, в первые свои дни, Россия в лице своих уполномоченных представителей бежит от обременительной ответственности за судьбы своей диаспоры как черт от ладана. Вылупляющейся из СССР России не до семиреченских казаков, ей надо в Европу. Максимум, что может себе позволить демократическое руководство новой России – времен лозунга “Россия, выйди из Союза!”, декларации о государственном суверенитете и первых выборов Ельцина, – заявить, что, если русским в союзных республиках будет плохо, все они найдут пристанище в РФ. Демократически настроенные депутаты Верховного Совета в августе 1991 года организуют первый Конгресс соотечественников, чтобы вспомнить о печальной судьбе эмиграции и призвать ее детей к сотрудничеству с возрождающейся Россией. Но сотрудничество с русскоязычными Интерфронтами в Прибалтике и Молдавии считается вредным и политически некорректным. На поток беженцев и мигрантов в Россию отвечают созданием в 1992 г. Федеральной миграционной службы и ратификацией соответствующих международных конвенций, все условия которых в отношении вынужденных переселенцев никогда не суждено будет выполнить.
Постепенно вместе с отдельными уродливыми всходами национального самоопределения в новых независимых государствах первой кровью, пролитой в этнических конфликтах на территории бывшего СССР, под впечатлением от нарастающего вала миграции в Россию начинает приходить осознание масштаба обретенной проблемы. В Государственной Думе РФ первого созыва в 1994 году создается Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками. В том же году указом президента утверждается Концепция государственной политики в отношении соотечественников за рубежом и создается правительственная комиссия по делам соотечественников. В утвержденном Федеральным Собранием бюджете на 1995 год впервые появляется строка о выделении средств “на поддержку соотечественников за рубежом”. Потерпев неудачу в голосовании за создание отдельного зарубежного округа по выборам в Государственную Думу России, думский Комитет по делам СНГ и связям с соотечественниками собирает в июле 1995 года 500 делегатов на первый Съезд представителей русских общин, центров и организаций, возникших после распада Советского Союза в новом (ближнем) зарубежье. Избранный на съезде консультативный Совет соотечественников при Государственной Думе со всеми изменениями своего состава и регламента остается до сих пор наиболее авторитетным представительным органом новой русскоязычной диаспоры.
В развитии русской диаспоры за рубежом начинают видеть фактор влияния. К тому же даже поверхностное изучение опыта образцовых демократических государств Запада позволяет судить о чрезвычайной успешности лоббистской деятельности наиболее продвинутых диаспор – например, еврейской, армянской – в условиях демократии и гражданского общества. На какой-то период защищать соотечественников становится в России политически модным. Даже Андрей Козырев в безуспешной попытке оттянуть отставку вдруг начинает жестким языком говорить о необходимости использовать по примеру США весь арсенал внешней политики России для защиты своих сограждан и соотечественников за границей.
Впрочем, ему мало кто верит. И правильно: кроме слов, деклараций, концепций, власти России так ничего и не делают всерьез для облегчения жизни русского и русскоязычного населения в соседних странах. Вместо этого предпочитают “укреплять СНГ”, расплачиваясь за мираж Содружества, “дружбы, сотрудничества и стратегического партнерства” с его главами – российским газом, нефтью, Крымом, невниманием к русскому языку и человеку за рубежом. Ни на одном саммите СНГ в повестке обсуждения ни разу не появляется такое “внутреннее дело”, как права человека. Россия продолжает терять влияние, пренебрегая своим главным козырем в отношениях с новыми государствами.
К концу президентства Ельцина словоблудие на высоком уровне о “помощи соотечественникам” при реальном к ним безразличии приводит к полнейшей деградации всей этой темы в государстве и обществе. Принятый в 1999 году декларативный Федеральный закон “О государственной политике РФ в отношении соотечественников за рубежом” остается памятником на бумаге. Тихо упраздняется единственный орган правительства, отвечающий исключительно за эту работу, – правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом, промежутки между заседаниями которой становились все длиннее и длиннее. Более чем скромные суммы, выделяемые в законе о бюджете на помощь диаспоре, перестают расходоваться вообще, становясь постоянным резервом для показной экономии. Молодые люди, делавшие в нашей политике или науке карьеру на интересе к русскому зарубежью, постепенно или переключаются на другие темы, или принимаются за умные статьи о вреде “искушения диаспоральной политикой” для новой России.
Уход Бориса Ельцина, а особенно первые шаги Владимира Путина на посту президента РФ породили в среде соотечественников и сочувствующих им большие надежды. Новый президент в своем выступлении на коллегии МИДа РФ дал жесткую оценку посольствам России, добившимся чересчур скромных результатов в деле защиты российских граждан и соотечественников за рубежом. Накануне его демонстративной вопреки противодействию казахских властей встречи с активистами русского движения в Астане – первой за десять лет встречи главы российского государства с представителями диаспоры – правительство реанимировало свою комиссию по делам соотечественников. Вновь началась работа по подготовке большого собрания – съезда или конгресса соотечественников в Москве, сорванная в 1999 году.
Прошел год, и можно судить о целостности новой политики, ее глубине и последовательности. Вроде бы Россия как государство видит свою задачу в том, чтобы протянуть диаспоре в ближнем зарубежье руку помощи, с тем чтобы эта диаспора наконец заняла достойное место в жизни соседних государств. И имела, в частности, возможность влиять в позитивном для России направлении на их политику. Многие горячие умы за пределами РФ были возбуждены несколько раз прозвучавшими призывами рассматривать русских в СНГ и Прибалтике как наиболее перспективный резерв для преодоления демографического кризиса в России.
Однако, на наш взгляд, до последовательности шагов, до их глубокого осмысления еще далеко. Принят целый ряд решений, которые, мягко говоря, контрастируют с заявленной президентом решимостью поддержать соотечественников. В структуре правительства исчезли Министерство по делам СНГ (Минсотрудничество) и Федеральная миграционная служба. Плохие или хорошие, эти ведомства были уполномочены работать с соотечественниками. Передача в этой их части функций Министерству по делам федерации и национальностей, увы, не выправила положения: нет ведомства – нет проблемы, и из проекта государственного бюджета на 2002 год исчезло финансирование федеральных миграционных программ. Таким образом, новое издание “столыпинского переселения” поставлено под вопрос.
Администрацией президента внесен в Госдуму проект нового закона о гражданстве, который разрушает прежний регистрационный принцип получения российского гражданства, затрудняет соотечественникам его обретение. Представитель творческого коллектива при обсуждении прямо заявил: “Все, кто надо, в Россию уже вернулись. Смысл нововведений в том, чтобы поставить барьер на пути тех, кто нам не нужен”. В таком варианте не нужны все остальные. Фактически впервые с 1991 года именно в ближнем зарубежье отменяется двойное гражданство: разработчики, не отменяя его формально, требуют отказа от чужого гражданства как условия получения гражданства России. Таким образом, они становятся на сторону властей стран СНГ, которые не признают сам принцип двойного гражданства (это был выход для многих наших соотечественников в Крыму, в бывших конфликтных зонах, да и в других местах, откуда “бежать еще рано, а уезжать уже поздно”. Русские видели в возможности наряду с местным иметь российское гражданство последнюю надежду в случае форс-мажора).
Получается странная картина: с одной стороны, мы зовем наших соотечественников переезжать в Россию (совсем как на заре новой российской независимости), создаем у них определенные иллюзии, с другой – делаем все возможное, чтобы затруднить обустройство мигрантов. Люди, которые сюда приезжают, оказываются пасынками, последними в очереди в районные, городские, областные администрации. Есть только отдельные успешные примеры, когда они отвоевывают свои права, обустраиваются общинами, скажем, в разоренном российском Черноземье. И то сказать – выезжают рабочие, инженеры, жители больших городов, а ждем мы их в лучшем случае на селе.
Но даже не в этом корень проблемы. Мы должны серьезно подумать, а заинтересована ли Россия и сами соотечественники в том, чтобы они отовсюду уезжали в РФ. Я убежден, что здесь необходим дифференцированный подход. Где-то мы просто обязаны сделать все для того, чтобы люди побыстрее переехали в Россию, поощрялись к этому подъемными, принимались меры благоприятствования миграции – например, в зонах конфликтов или в Средней Азии. А где-то нам нужно всеми силами стараться сделать так, чтобы люди оставались на местах своего проживания за рубежом, – там, где их много и они способны уже сейчас или в будущем сами постоять за себя (в республиках Прибалтики, в Белоруссии, Украине, Казахстане). Необходима реальная программа поощрения выезда из определенных стран и, напротив, программа борьбы за права диаспоры в других странах, где выезд спровоцирует еще худшие последствия – деградацию влияния России на долгосрочную перспективу.
Таким образом, миграционная программа – лишь один из ключевых элементов государственной политики в отношении соотечественников за рубежом. Умная поддержка многомиллионной диаспоры извне, из России, и взаимодействие с ней – огромная проблема общенационального масштаба. Время от времени собирающейся межведомственной комиссии такую глыбу свернуть не под силу. Поэтому для реализации этой политики необходимо, конечно, чтобы в государстве был создан специальный орган – госкомитет (или федеральное агентство) по делам соотечественников и миграции. Хочу подчеркнуть, что эти функции обязательно должны быть в одном ведомстве, потому что это сообщающиеся, переливающиеся сосуды – диаспора в ближнем зарубежье и миграция на территорию России. Вопрос о создании такой структуры неоднократно ставился, однако решения пока нет.
Так же, как и не решен вопрос о создании отдельного одномандатного округа по выборам депутата Государственной Думы для российских граждан, постоянно проживающих за рубежом. Таких избирателей уже сейчас в одном СНГ насчитывается более полумиллиона, но они приписаны к разным округам и, приходя на избирательные участки, вряд ли представляют себе различия между тем или иным кандидатом – ведь те выступают с предвыборными программами, рассчитанными на российскую аудиторию. А у наших сограждан за рубежом должен быть хотя бы один депутат, для которого высший законодательный орган страны был бы трибуной для выражения мнения и отстаивания интересов зарубежных россиян.
Перед Россией стоит задача разработки внешнеполитических, юридических, гуманитарных мер помощи соотечественникам, а при необходимости – проведения операций по их спасению. Нужно урегулировать с новыми государствами вопросы двойного гражданства, сохранения русского образования, информационной сферы, добиться гарантий равного доступа русскоязычного населения к государственной службе и бизнесу. Но взять на себя экспортировать в бывшие союзные республики за свой счет, скажем, всех необходимых учителей и учебники на русском языке Россия никогда не будет в состоянии. Мы из России можем лишь – это огромная работа – помочь запустить механизм самоопределения и консолидации нашей диаспоры, воспроизводства ее связанного с Родиной самосознания. Помочь ей стать политически и экономически состоятельной, самодостаточной для решения стоящих проблем.
